Благодаря «Жилетке» мы познакомились с Викой Ершовой. Вика живет в Японии и развивает проект, который направлен на помощь людям с ментальными проблемами и их семьям. Помните, в 90-х у многих девушек была мечта — выйти замуж за иностранца и уехать в какую-нибудь страну развитого капитализма, где нет проблем, а по улицам скачут единороги? Вике удалось осуществить эту мечту. Она вышла замуж за японца, уехала от своих непростых родственников в Японию, родила ребенка. Но когда первый восторг интуриста прошел, то оказалось, что она замужем за психопатом в стране, где права женщин особо не признаются. Что из этого получилось? Об этом и рассказала мне Вика.

Когда я познакомилась с мужем, он казался мне идеальным мужчиной — вежливым, заботливым, умным, начитанным. Чего я не знала и не понимала, что мой муж психопат параноидного типа. Пока он все контролирует и все идет, как ему надо — он идеален, но если что-то выходит из под его контроля, он превращается в монстра. Такой мужчина относится к женщине, как к дорогой вещице — бережет, покупает шмотки, исполняет желания, но большая ошибка принимать это за любовь.

Моего мужа бомбануло, когда наш сын подрос, я оглянулась по сторонам, и поняла, что не хочу всю жизнь провести в домохозяйках. Сначала заочно поступила в Лондонский университет (он входит в ТОП вузов наравне с Гарвардом и Оксфордом) на международные отношения, тогда муж поморщился, но проглотил это. А затем я познакомилась с Томукой…

У Томуки был свой бизнес — 250 бебиситтеров, она была разведена и самодостаточна. Все это действовало на моего мужа, как красная тряпка на быка. Когда я за копейки стала вести у нее уроки английского в детском саду, он неизменно кривился: «Зачем тебе это нужно? Я несу деньги в дом. Зачем ты разводишь этот феминизм?» Но это были еще только цветочки.

У моего мужа была дочь от первого брака. Когда она подросла и стала проявлять характер, он стал пытаться ее сломать, чтобы она ему во всем подчинялась. Кончилось тем, что она просто ушла из дома. И тут я увидела, что он также поступает с моим старшим сыном. Пока тот был маленький и хорошенький, муж сюсюкался и возился с ним, как с куклой, а как подрос и стал высказывать свое мнение, стал ломать об коленку — психопаты по-другому не умеют. Я поняла, что надо смываться. У меня началась истерика, и я заикнулась о разводе.

Муж стал внезапно ласковый, перестал орать и крушить мебель. Уговорил меня сходить к психиатру и расстроился, когда психиатр признала меня здоровой. Муж стал вести себя тихо, жизнь потекла по-прежнему, и тут случилось непредвиденное. Выяснилось, что я беременна. Это было очень странно — я принимала гормональные таблетки. Бывало, правда, мне казалось, что таблетку я не выпила, а в календарике отметка стояла, что выпила, но я списывала это на забывчивость и стресс. Уже гораздо позже я узнала о репродуктивном насилии. Маленькие дети — отличный способ сделать женщину зависимой, и психопаты его используют, чтобы удержать тебя в отношениях. Мой муж летал от счастья, когда узнал, что я жду ребенка. Это продлило наш брак еще на три года, но меня реально начало тошнить от мужа, и я снова потребовала развод.

На этот раз он сдержал угрозу и украл детей. Просто увез их и спрятал. Я понятия не имела, где мои мальчики. Развод он мне дать отказался. Я чувствовала себя абсолютно бесправной. Похищение мужем детей не является преступлением в Японии — полиция вмешиваться не станет. Чтобы судиться, нужен адвокат, а бракоразводные процессы могут длиться по 7 лет. Работы нормальной у меня нет, а без работы нельзя получить опеку. Родственников моих здесь нет, никто меня в Японии не знает, заступаться никто не будет.

Меня очень поддержала Томука и приняла самое горячее участие в возвращении детей — фурией понеслась со мной в полицейское управление посреди ночи. Поскольку полиции до внутрисемейных разборок дела нет, Томука позвонила в префектурное управление Токио по правам детей. Соль тут в том, что полиция не вмешивается в дела похищения детей, но если с детьми что-то, не дай Бог, случится, то по ушам получит управление по защите детей. И вот через это ведомство мы начали давить на полицию, чтобы они проверили, живы ли дети, все ли с ними в порядке. А поскольку оба эти ведомства друг друга ненавидят давно и не упускают шанса дать друг другу по шапке, в полиции перестали смеяться и занялись моим делом всерьез.

Надо сказать, что психопаты жестоки, но трусливы и очень сильно боятся властей. Я не общалась с мужем напрямую, только через полицейских, и с ними он был очень вежлив. А полиция была очень вежлива со мной, поскольку получила люлей из управления.

Японки обычно тихо разводились или сбегали в родительскую семью. Битва матери-одиночки за своих детей против мужа было чем-то новеньким для патриархальной Японии.

В какой-то момент, чтобы хоть немного развеяться, я поехала в префектуру Яманаси. Там пять озер, они прям как ожерелье лежат перед подножием Фудзи. Виноградники, музей полудрагоценных камней на месте бывших каменоломен, все это принадлежит влиятельной японской семье. И вот я бродила там без цели, все как сквозь стекло — у меня украли детей, как жить дальше непонятно. Все кругом смеются, радуются, прекрасная погода, октябрь. Меня увидела экскурсовод — все хохочут, а тут иностранка какая-то грустная. Она со мной заговорила, я по-японски хорошо говорю, она меня сразу усадила пить кофе, говорит, что с тобой случилось? И я ей рассказала все, что со мной случилось. Просто прорвало. Она ушла и через пять минут приносит мне кучу камней в пакете: «Это тебе на удачу, чтобы твои дети вернулись». Начался дождь, она дала мне зонтик, обняла и говорит, пусть все хорошо у тебя будет.

Семь месяцев, пока длился суд, и я не знала, где мои дети, меня поддерживало множество людей. Мой адвокат, мой психотерапевт, девочки-экспаты из разных стран, которые объяснили мне принципы насилия и поведения психопата. Мама, друзья и просто незнакомые люди.

Чтобы суд принял мою сторону, мне нужно было подтвердить, что у меня есть стабильный доход и нормальные условия для проживания с детьми. Причем, квартиру тоже просто так не снимешь — нужно доказать, что у тебя есть работа. У меня была подработка, я работала с российским экспортом, но этого было мало.

В школе английского языка я нашла место учителя — меня взяли сразу, даже без испытательного срока. Директор, мать-одиночка, посочувствовала мне и сразу указала сумму контракта для суда от балды. Если сумма стоит в контракте, банковскую книжку никто проверять не полезет. Затем она позвонила моему риэлтору: «Все, она трудоустроена. Давайте ей квартиру». И моя риэлтор, тоже молодая японка, отвечает: «Классно, приезжай в офис. У нас для тебя новая квартира горящая, потому что человек, который хотел подписать контракт, не подписал. Приезжай, мы отдаем тебе». Шикарно! Я заплатила депозит, они даже не стали ничего проверять. Вот так пазл сложился и я подписала контракт.

Чудо было еще и в том, что квартира была в пяти минутах ходьбы от нашего с мужем дома, что тоже было важно для суда, чтобы муж мог навещать детей. Плюс квартира оказалась в прекрасном состоянии, хотя находилась в старом фонде. И, наконец, мне все помогали и старались защитить — мой работодатель написал гарантийное письмо домовладельцу, что я ценный работник. Домовладелец посочувствовал и быстро подписал контракт. Все сошлось одно за одним.

К суду я готовилась очень тщательно. Собрала все документы, чтобы подтвердить, что у детей будут прекрасные условия, если они будут жить со мной. Меня поддерживало множество людей: писали письма в суд мои работодатели, писали из школы моего сына, писал репетитор моего сына, японские дети писали письма в суд — все эти каракули детские, все это подшито к делу.

У меня была очень грамотная психотерапевт. С ней я прошла все тесты, она назначала мне седативные препараты. Адвокат предупредил: «Один твой крик, один твой писк, одна твоя истерика, и ты детей не увидишь. Ты должна быть спокойна, как танк». И на успокоительных я была спокойна, как танк. Суд первой инстанции я выиграла, но мой муж не успокоился и подал апелляцию в верховный Токийский суд.

И тут случился второй немыслимый для Японии прецедент. Моего мужа бомбануло, и он накатал 48 листов собственного сочинения, какая я дрянь и стерва, как окрутила его, чтобы приехать в Японию, как он со мной мучился 13 лет и родил от меня двоих детей. Расписал все, сопроводив подробностями интимной жизни, и отправил в верховный Токийский суд. У моего адвоката глаза на лоб полезли: «Я 35 лет работаю, первый раз такое вижу». А чуть позже пришло письмо от адвоката мужа, где он левой пяткой открещивается, что этого не писал. Токийский суд все это прочитал и очень быстро пришел ответ: «Отдайте детей матери!» Так мне удалось выиграть дело и создать прецедент.

Я получила временную опеку, а дальше предстоял бракоразводный процесс. В Японии он может идти 7-8 лет, на что у меня не было ни денег, ни времени. К счастью, моему мужу тоже было, что терять. Во-первых, как только он похитил детей, я сразу перевела деньги с нашего общего счета на свой. Когда он обнаружил, что у него нет денег, позвонил и начал орать: «Верни деньги!!!», а я ему: «Верни детей, придурок!!!» Во-вторых, его адвокат ему объяснил, что после всего, что он натворил, я имею право на компенсацию за моральное насилие и охранительный ордер. То есть, если выиграю суд, а для были все условия, то исчезну с детьми, и он меня никогда не найдет. К тому же если он не отдаст детей, ему вляпают штраф плюс пеню за каждый день просрочки.

Он испугался, привез детей ко мне на квартиру и предложил: «Давай разведемся по обоюдному согласию». Мы пошли в муниципалитет и развелись там за 5 минут. Я вернула ему половину сбережений и переехала с детьми в наш дом, который был наполовину моим. От алиментов отказалась, потому что выбивать их через суд бесполезно. Мы полюбовно договорились, что муж платит за дом, который достанется в наследство детям. Я же после развода оценила плюсы быть матерью-одиночкой — в Японии куча льгот, включая бесплатную медицинскую страховку. Главное, развестись. Этот опыт оказался не только беспрецедентным для Японии, но и привел меня в политику.

Я продолжала сотрудничать с Томукой. Она открыла в Токио организацию, которая помогала детям и матерям-одиночкам, и взяла меня в совет директоров. Я знала три языка, прошла ад с бракоразводным процессом и знала всю систему изнутри. Муниципальные власти знали меня очень хорошо, в полиции заикались при виде меня, так что я была на своем месте. Постепенно я обросла связями в виде японских бизнесменов и политиков. Но проект Томуки имел свои ограничения: он жил на бюджетные дотации, сильно зависел от местных властей, плюс был не масштабируемым — Томука все тянула на себе. Инвесторы хором говорили: «Это не серьезно и не имеет перспектив. Думай сама, что тебе делать дальше».

Мой супервайзер познакомил меня с сенаторами Харадой и Такемото. Они сказали: «Слушай, мы как раз сейчас делаем проект "Школа женского участия", мы тебя возьмем как основного спикера». Я пошла в парламент и рассказала свою историю про то, как у меня украли детей, и как я их вернула.

Все это показали по телевизору. На добровольных началах я стала сотрудничать со «Школой женского участия». Брали какие-то случаи вопиющих нарушений: сильные избиения женщин, декриминализация семейного насилия, права детей. Приглашали активистов, телевидение, работали с юристами.

Это была очень рутинная работа, очень много грязи, насилия, крови. Никакой романтики там не было. Сенаторы мне сразу сказали: «Если ты хочешь это монетизировать, то нужно будет создавать корпоративный фонд и делать свой проект».

После развода я занялась карьерой и просто выживанием с двумя детьми на руках (мамы-одиночки после развода меня поймут). Зарабатывала я тем, что занималась переводами для японских компаний. А в социальной сфере консультировала женщин-иностранок в Японии, оказавшихся в сложной ситуации, вела вебинары у Тани Танк о насилии и помощи пострадавшим, у нее же модерировала тему об уходе с детьми от абьюзера.

После всех потрясений, связанных с похищением, моему старшему сыну поставили диагноз пограничное расстройство личности (ПРЛ) и посттравматическое расстройство. Темы личностных расстройств и ментальных заболеваний — близкие мне темы. Я познакомилась со многими женщинами, у которых дети страдают от ПРЛ. У японцев культура терпения, культура стыда, которая калечит детей — если что-то не так, родители предпочитают просто абстрагироваться и игнорировать потребности своего ребенка. Я стала вести блог о ПРЛ именно с точки зрения родителя, чей ребенок переживает эти трудности. А сейчас пишу книгу о том, что со мной произошло.

В ближайших планах — раскрутить блог и сделать из него площадку, которая будет нести просветительскую функцию и помогать людям с ментальными проблемами и их семьям. Уже сейчас среди подписчиков есть интересные и влиятельные люди. В долгосрочной перспективе я хочу сделать платформу, которая объединит людей с ментальными проблемами, специалистов, которые смогут им помочь и инвесторов, которые поддержат проект, общественных деятелей и политиков.

Я очень ценю грамотных психологов и обычных людей, которые открыто говорят о проблемах ментального здоровья, стигмах и дискриминации, и ищу людей, которые пропагандируют психологическую грамотность. Мы живем в эпоху инстаграма, где все лыбятся так, что их вот-вот разорвет от счастья. Но в реальности жизнь не такая, и погоня за успехом может кончиться угробленным ментального здоровьем. Поэтому я ищу единомышленников и буду рада и благодарна всем, кто поделится своей историей и своим опытом → просто напишите мне на почту.

Моя цель — рассказать об этих людях: они живые, реальные и они такие же как и все. Просто им сложнее живется.